Проституция в аспекте нашего блога видится в отрицательном или положительном ключе? Лично я оценил бы её положительно, если бы она была легализована (как в Германии , например), но отрицательно, как она существует сейчас в теневом, неразрешённом варианте в Латвии. И, думаю, вы, читатели, понимаете-почему.

1. Первая часть была опубликована в 1909 году, как раз накануне готовящегося Всероссийского съезда по борьбе с торговлей женщинами, который прошел в 1910 году и был организован Российским обществом защиты женщин. В работе съезда участвовали более тысячи делегатов от женских и общественных организаций. Одним из докладчиков был академик Владимир Бехтерев с лекцией по половому вопросу. «Проституцию защищают во имя гигиены, во имя защиты честных женщин от покушений со стороны мужчин и так далее. Но на самом деле она только способствовала изнеженности и развращенности мужчин, подавила нормальные отношения у молодежи... и направила всю половую жизнь нашего общества на позорный и дурной путь». В это время в России горячо дискутировали об общественном статусе проституток, и Куприн, что называется, попал в яблочко со своим реалистичным повествованием о нравах, царящих в публичных домах. 2. Последнее десятилетие ХІХ века в Киеве ознаменовалось строительным бумом, пик которого пришелся на 1890–1914 годы. В город хлынул поток строителей, инженеров, сезонных рабочих, а за ними потянулись сотни девушек из разных городов и деревень для удовлетворения спроса приезжих на развлечения. Спрос на дешевую и быструю любовь не успевал за предложением. Проституция была объявлена «терпимою», т.е. дозволенной в строго регламентированных формах, отсюда и пошло название борделей. 3. В 1844 году министерством внутренних дел были утверждены «Правила содержательницам борделей», в которых регламентировалось множество нюансов «торговли» и устроения «заведений». Например, богобоязненные чиновники запретили принимать посетителей «по воскресным и праздничным дням до окончания обедни, а также в Страстную неделю», а также украшать интерьер публичных домов «портретами царственных особ». Содержательницами борделей могли стать только «благонадежные женщины от 30 до 60 лет», которые подвергались «строгой ответственности за доведение живущих у нее девок до крайнего изнурения неумеренным употреблением». На страницах «Ямы» Куприн подробно рассказывает о множестве правил и требований, которым подчинялись Анна Марковна и ее «девки». 4. Проституция считалась официальной профессией, и публичные дома облагались налогом, в правилах упоминался и расчет за услуги: 3/4 полагались хозяйке заведения и 1/4 — проститутке. Полученные от клиентов деньги девицы отдавали хозяйке или экономке, а взамен получали специальные марки или чеки. В конце каждого месяца марки снова обменивались на «живые» деньги, а из общей выручки хозяйка удерживала расходы на содержание, одежду, белье, еду и штат прислуги, обеспечивающий функционирование заведения. Зачастую после всех подсчетов на руки проститутки получали крохи и вынуждены были жить в вечных долгах, не имея возможности копить на жизнь за пределами борделя. 5. Открыто зазывать прохожих в публичные дома запрещалось, поэтому на входе в бордели вешали красные фонари, следуя амстердамской традиции, когда яркими красными светильниками отмечали места, где может весело провести время заезжий матрос или ищущий утех горожанин, дабы не перепутать вертепы с домами благонравных горожан, расположенными по соседству. Маркиз де Сад — праотец садизма, революционер и философ 284 года назад родился французский аристократ, писатель и философ Донасьен Альфонс Франсуа маркиз де Сад . Его личность ассоциируется с жуткими мифами, а фамилия дала название форме полового извращения. Читать дальше 6. Многие девушки попадали в «заведения» через особых поставщиков, «нянек» (торговки живым товаром) и «маккавеев» (мужчины-поставщики). В «Яме» много персонажей, вызывающих наиболее сильное отвращение и гнев, и одним из таких стал Горизонт — предприимчивый делец, исправно снабжающий публичные дома будущими «сотрудницами» и поставивший свое прибыльное дело с поистине купеческим размахом. Будущих жриц любви уговаривали на улицах, подкупали, спаивали, искали среди сирот, а иногда и похищали силой. В борделях таким «горизонтам» платили от 20 до 300 рублей за каждую девушку, на цену влияли возраст, внешность, покладистый характер, особые умения и навыки (образование, знание языков и хороших манер). В 1880-х годах Киев стал перевалочным пунктом для поставщиков, переправлявших свой товар из Галиции в Польшу, в гаремы и притоны Турции. 7. Проститутки представляли отдельный слой общества — так называемые разрядные (или реестровые) женщины. Если женщина хотела или была вынуждена зарабатывать на жизнь торговлей своим телом, государство не чинило ей препятствий, но требовало постановки на учет в полиции, где будущая жрица любви сдавала паспорт в обмен на «желтый билет», который официально подтверждал, что женщина больше не относится к категории «порядочных» и в будущем имеет право на единственный способ заработка — продажу своих сексуальных услуг. По закону проститутка могла вернуть себе паспорт, но на практике это было сложно осуществить, и падение на дно ямы можно было лишь замедлить. История «спасения» Лихониным девицы Любки и вызволения ее желтого билета в процессе торга с Эммой Эдуардовной явно не придумана Куприным: тщательный подсчет расходов на содержание Любки, последующий визит к Кербешу, чтобы получить паспорт, — всё это доказывает, как малы были шансы неграмотных в большинстве девиц на жизнь после публичного дома. Единицы вырывались из замкнутого круга и превращались чаще всего в содержательниц таких же борделей. Но для этого нужно было избежать смерти в пьяных разборках, от рук клиентов-садистов и от «нехороших» болезней. 8. Одной из причин легализации проституции стала чудовищно возросшая заболеваемость венерическими инфекциями, главной из которых был сифилис. По некоторым данным, к 1910 году около половины проституток были заражены этой болезнью, а к началу Первой мировой войны это число увеличилось до 76%. Учитывая специфические методы лечения, большинство заболевших женщин не доживало до зрелого возраста, о чём, видимо, была отлично осведомлена и одна из героинь «Ямы» — Женька, которая, узнав о том, что больна, не предприняла попыток излечиться, и в обиде, озлоблении и отчаянии приняла решение заразить как можно больше клиентов, пока ее болезнь не выявит очередной обязательный медосмотр. «…этих двуногих подлецов я нарочно заражаю и заражаю каждый вечер человек по десяти, по пятнадцати. Пускай они гниют, пускай переносят сифилис на своих жен, любовниц, матерей, да, да, и на матерей, и на отцов, и на гувернанток, и даже хоть на прабабушек. Пускай они пропадут все, честные подлецы!» В глубине души Женька решилась на самоубийство еще до того, как полезла в петлю в уборной дома Анны Марковны, отказавшись от лечения, которое было едва ли не страшнее смерти. В то время сифилис лечили впрыскиванием растворов ртути и мышьяком в порошках. Больные, находившиеся на лечении в клиниках, мучительно переносили такую терапию, а для приостановки болезни требовалось пережить 25–30 сеансов лечения отравляющими веществами. Эффективные методы лечения сифилиса стали применяться с середины 1940-х гг., когда начали использовать препараты пенициллина. 9. Историческая подоплека размещения квартала красных фонарей в районе Ямской улицы в Киеве такова: до 1885 года бордели располагались на Подоле, на Крещатике и в районе Латинского квартала. Они благополучно существовали в центре города, пока гражданский губернатор Гудыма-Левкович не решил навестить одно из заведений, где и умер в объятиях одной из куртизанок, не выдержав чрезмерно страстных утех. Разразился скандал, по городу поползли сплетни, общественность была возмущена неприкрытым развратом власть имущих. Генерал-губернатор Киева Дрентельн приказал истребить притоны, а их обитательниц выселить на окраину. Пока думали, куда определить представительниц древнейшей профессии, в дело вмешались жители Ямской улицы, решившие, что размещение у них борделей привлечет посетителей и денежный поток, увеличит стоимость жилья и обеспечит доход владельцам с аренды их недвижимости. «Теперь, — пишет писатель, — вместо буйных Ямков осталась мирная, будничная окраина, в которой живут огородники, канатники, татары, свиноводы и мясники с ближайших боен». Скоропостижную гибель Ямы Куприн придумал ради завершения истории этого злачного района. В действительности Яму никто не разорил, и она не исчезла сама по себе. После революции 1905–1907 годов бордели вновь расползлись по всему Киеву, и Ямская просто не выдержала возросшей конкуренции, постепенно превратившись в улицу, на которой располагались самые дешевые третьесортные заведения для невзыскательных посетителей. 10. Ямская упомянута Александром Вертинским в его воспоминаниях «Дорогой длинною…». Перед Первой мировой войной артист посетил одно из заведений Ямы: «Однажды Жорж Зенченко повел меня на Ямскую улицу, где были расположены дома терпимости. …<Открыла нам дверь хозяйка, старая, жирная и рыхлая, с огромным животом, с глубокими бороздами на лице, наштукатуренная до того, что с лица ее сыпалась пудра…> Все пороки и грехи мира отражались на ее лице. Было часов семь вечера. В маленьком вонючем зальце было полутемно. Горела только керосиновая лампа с розовым стеклянным абажуром. За фортепьяно сидел тапер, слепой старик с исступленным лицом и мертвыми костяшками пальцев, скрюченных подагрой, играл какой‑то “макабр”. А на диване вокруг него сидели девицы. У них были неподвижные лица-маски, точно всё на свете уже перестало их интересовать». О проституции писали Горький , Чехов , Толстой и Достоевский с позиций гуманистических, реалистических. Но почему же именно повесть Куприна стала «горячей новостью», скандализовала российское читающее общество и вызвала столь неоднозначную и сильную реакцию критиков и блюстителей общественной нравственности, заклеймивших произведение как «порнографию»? Куприн написал свою историю в репортерской манере, оперируя статистикой, фактами и подробно перечисляя правила содержания публичных домов; совместил, казалось бы, несовместимое: сухие цифры расходов и доходов, обыденность внутреннего устройства «заведений» и трагические судьбы героинь и их клиентов; деловитость в описании поставщика живого товара Горизонта с пафосом и благородными порывами своего Пигмалиона (так и хочется написать пигмея) Лихонина. Именно контраст пафосных речей Лихонина, вдумчивого монолога Платонова и будничности «производственных» нюансов в домах Треппеля и Анны Марковны, обслуживающих представителей всех слоев общества, вызвал такой резонанс и шквал критики после публикации первой части «Ямы». «…ужасны будничные, привычные мелочи, эти деловые, дневные, коммерческие расчеты, эта тысячелетняя наука любовного обхождения, этот прозаический обиход, устоявшийся веками. В этих незаметных пустяках совершенно растворяются такие чувства, как обида, унижение, стыд. Остается сухая профессия, контракт, договор, почти что честная торговлишка, ни хуже, ни лучше какой-нибудь бакалейной торговли. Понимаете ли, господа, в этом-то весь и ужас, что нет никакого ужаса! Мещанские будни — и только». А ведь Куприн, приверженный традициям реализма, не сделал ничего экстраординарного, он просто описал действительность в художественной форме: на момент создания «Ямы» проституция в Российской империи была уже легализована несколько десятков лет. Автора обвиняли в безнравственности и чрезмерном натурализме, читателям показалось неприемлемым и неприличным авторское отношение к проституткам — сочувственное и без осуждения. Куприн, скорее, оправдывал героинь своей повести, подробно объясняя, какими путями женщины попадали в публичные дома и на улицы. Негодование и осуждение читателей и критиков вызвали строки, в которых говорится о тех, кто посещает проституток: «... почтенные столпы общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных статей о женском равноправии...» Реакция общественности на публикацию «Ямы» очень ярко иллюстрирует ханжество и двуличие «порядочных» людей и их отношения к проституции: никто не одобряет это социальное зло, но все вкушают от его грешных плодов. Куприн был оглушен количеством негативных статей на недописанную еще книгу после публикации первой части. Болезненно реагируя на отзывы, он прервал работу над второй и третьей частями повести. Через силу дописывая историю обитателей заведения Анны Марковны, Куприн всё же завершил работу над произведением, и в 1915 году была опубликована третья, заключительная часть «Ямы», после чего писатель ответил критикам: «Во всяком случае, я твердо верю, что свое дело я сделал. Проституция — это еще более страшное зло, чем война, мор и так далее. Война пройдет, но проституция живет веками». Подробнее на livelib.ru: https://www.livelib.ru/news/post/144461-padenie-na-dno-yamy-10-faktov-o-prostitutsii-v-povesti-kuprina?utm_source=subscription&utm_medium=email&utm_campaign=monthly_digest_070924_no4&utm_content=default&usid=1178452959